Мы живём на границе - Страница 30

– Есть такой псалом, – вмешался Мирослав. – По-русски он тоже есть, вот так… – он задумался на миг и прочитал торжественно: – "Не погуби меня с нечестивыми и с делающими неправду, которые с ближними своими говорят о мире, а в сердце у них зло. Воздай им по делам их, по злым поступкам их; по делам рук их воздай им; отдай им заслуженное ими…" Вот я в это верю. И верю, что в конце концов правда победит, и что она с нами, и что Бог есть.

– А что нам кажется, будто его нету… – Глеб улыбнулся: – Вон, Великая Отечественная… Ты, Бокс, знаешь, что пятиконечная звезда – сатанинский знак, а свастика – знак Света? Большевики самые безбожники были, а победа у них получилась, потому что они родину защищали, а гитлеровцы, под какими бы знаками не шли, хотели другие народы уничтожить. Господь – он знает, как, кому и когда помочь. Может, и нам поможет в последний момент. Главное – рук не опускать…

– …и костер разжечь, – добавил Мирослав, хлопая себя по плечам, – а то нас скоро съедят… Ну, вперёд! Петька, давай костер и воду. Остальные – по готовности.

– А как их вообще ловить? – уточнил Сергей.

– Ну, вообще-то их на тухлое мясо ловят, – просветил его Глеб. – Но тут место такое: на берегу костер зажжешь, и они по дну толпами ползут, только хватай.

– Хватать? – Сергей покосился на воду. – А эти? Клешни?

– Фигня, до крови не тяпнут, да и вообще – за спину хватай, и все нормалек будет…

Огонь разгорелся сразу и ярко – охватил кучу сухого хвороста, запрещал, засвистел. Петька деловито пристраивал рогульки для ведра, остальные на корточках сидели у воды, всматриваясь в отлого уходящее во тьму песчаное дно.

– Опа, вон они, – Мирослав выпрямился и шагнул в воду. – За мной, на врага!..

…На каждого пришлось почти по поллитра пива, и мальчишки слегка обалдели, хотя каждый слопал не меньше чем по три десятка здоровенных, "ядреных", как выразился Петька, раков, сваренных с перцем, солью и лавровым листом с укропом – от бульона поднимался к звездам дурманящий вкусный пар. Умело организованный дым почти не нейтрализовал комаров, а редкие одиночки, прорывавшиеся к ребятам, мгновенно уничтожались путем физического воздействия.

– А чего мы гитару взяли? – вспомнил Глеб. – Ну-к, Серб…

– Сейчас, – не стал ломаться тот, дотягиваясь до инструмента: – А ну, подпевайте…

…– У них у каждой теперь семья,

У них теперь по воскресеньям

Их безотказные мужья и покупные приключенья… – очень похоже на солиста "Високосного Года" пел Мирослав:

– Завалиться б к ним домой!
(Вот была бы подлость…)
Я – ваш 21-й встречный,
Я под откос набираю скорость…

– и все подхватили припев:

– Там-там, на последней станции,
Старость встретит поезд мой,
Повиснет на мне бородой,
И усами седыми,
Да и предложит в покое сладостном,
В мягких и теплых причинах,
Расписаться мне в собственной слабости
Каллиграфическими
морщинами…

– Хорошо, – одобрил Глеб. – Дай-ка… – он принял гитару, пощипал струны и совершенно неожиданно запел – намного хуже, чем Мирослав, но искренне и "с душой":

– Кавалергарда век недолог -
И потому так сладок он…
Труба трубит, откинут полог -
И где-то слышен сабель звон…
Еще рокочет голос струнный,
но командир уже в седле…
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле…

Черт, дальше забыл, а жаль…

– Играй, – кивнул Сергей, закрывая глаза. – Давай, я помню дальше…

Напрасно мирные забавы
Продлить стараетесь, смеясь…
Не раздобыть надежной славы,
Покуда кровь не пролилась…
И как ни сладок мир подлунный -
лежит тревога на челе…
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле…
Течет шампанское рекою
И взор туманится слегка…
И все как будто под рукою,
И все как будто на века…
Крест деревянный иль чугунный
назначен нам в грядущей мгле…
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле…

Вот так, кажется, – смущенно закончил Сергей. – Не уверен, что все точно, но в таком духе. Я ее пел… – он потер лоб, речь замедлилась: – На спектакле… школьном спектакле… Табличка с названием была… я под ней долго стоял, и… Черт, черт, черт! – он одарил кулаком по песку и опрокинулся на него лицом. Глеб протянул руку, но Мирослав глазами показал: "Не надо!" – и снова принял гитару.

– Ладно, Сергей, – почти ласково сказал он, – не бери в голову… Оппа!

Человеку живется горько…
У него сервант-"горка",
Есть диван и жена под боком -
А ему все выходит боком!
Он в квартире своей томится
Перед ним океан пенится,
Острова в океане дикие,
Он хотел бы плыть на "Кон-Тики"!

Нет ни горки и ни серванта -
Обстановочка серовата!
Не в квартире, не на диване -
Человек плывет в океане!
Он клянет его – в бога-душу,
Он во сне уже видит сушу,
Но… кишит океан акулами
И дымком берега окутаны!

Человека трясло, ломало,

– Мирослав шарахнул по струнам и вскинул голову: -

Все ему, человеку, мало!
Подавай ему плод запретный -
Очень любит он плот запретный!
Он и в тесном трамвае едет,
И совсем никуда не едет -
Все равно он куда-то едет,
Все равно этим плотом бредит!
Он к нему простирает руки,
На губах ощущая сладость!
Он не может без этой муки -