– Днем будет дождь, – ни к селу, ни к городу добавил Валька. Глеб посмотрел на него и вдруг тихо засмеялся:
– А вот что мы сделаем…
…На протяжении долгих беспечных лет Советской Власти на полевом стане день и ночь находились машины. Разливанные моря горючего – соляра, бензина – выдавались тогда колхозам не глядя и со строгим наказом: использовать все до последней капли! Как правило это не удавалось, и к концу работ оставались тонны не пошедшей в дело горючки. Возвращать их было нельзя – замучаешься писать бумаги. Оставить про запас – тоже, обвинят в воровстве. Поэтому председатели колхозов в отчаянье не раз и не два раза просто… спускали горючее в землю. Выливали.
Заброшенный полевой стан не был исключением. Конечно, никому не пришло бы в голову сливать горючее около бункера или площадок для зерна. По широкая полоса земли, окаймлявшая асфальтированную площадку, посреди которой стоял бункер, была просто пропитана горючим. А еще она поросла невероятно жизнестойким чертополохом-мутантом, сухим уже сейчас, в июне.
Огненное кольцо, исторгавшее клубы оранжевого пламени и густейшего черного дыма, вспыхнуло одновременно со всех сторон, опоясав бункер. Смешанный с удушливым черным смрадом горячий воздух в ночном безветрии рванулся вверх. Из-за стены пламени раздавалось волчье завывание и улюлюканье – казачата веселились вовсю – невидимые в темноте и отлично наблюдающие освещенную мрачным огнем площадку бункера, на которую вскоре, кашляя и задыхаясь, начали вываливаться превратившиеся в негров американцы. Для них пламя было непреодолимой и непроницаемой для взглядов стеной, из-за которой раздавались выстрелы…
…Закопченные, покрытые грязью, в перемазанном снаряжении, два с лишним десятка мальчишек лежали, сидели и полусидели на краю стана, глядя, как на северном краю неба собираются тучи. Солнце встало; последние язычки пламени над пропеченной землей казались почти не видимыми. Все устали, хотели спать и есть. И радость казачат, и досада кадетов остались в недавнем, но прошлом – они просто лениво смотрели на тучи, подкладывавшиеся все ближе.
– Ну и плюхнет сейчас, – сказал Сергей, потягиваясь. Помедлил и начал раздеваться, разбрасывая одежду и снаряжение на крыше пристройки.
– Ты чего? – спросил кто-то. Сергей сунул автомат внутрь и сказал:
– А пусть стирает. И сам помоюсь, мне кажется, тут воды на всех хватит.
– Итс гуд айдиа, – обратился к своим командир штатовцев и начал расстегивать захлесты жилета, отдирая липучки.
– Ви хэв э вошит эт дэй тудэй.
Вслед за казачатами штатовцы со смехом начали раздеваться, раскидывая барахло, кто где мог и переговариваясь:
– Айм эфрэйд, май пюлловер шринкс…
– Дид ю сэт зэ прогрэм оф зэ машинз?..
– Ай вонт май троусерс прессид…
– Ю лук террибл, Джейми…
– Зэ лэс пипл зинк, зэ мо зэй ток…
Они уже не казались чужими, и даже Серб смотрел если не дружелюбно, то, по крайней мере – спокойно. Тем более, что мальчишки были одинаковыми – сильно загорелыми, с черными от копоти руками и лицами. И штатовцы, кажется, тоже понимали это.
Поднимался ветер – сильней и сильно и, теплый, как из печки, он раскачивал и мотал деревья в лесополосе, пригибал траву и кусты, гнал по асфальтированным участкам пылевые смерчи. Край приближающейся тучи закручивался медленными синими вихрями.
– Сейчас даст, – прошептал Глеб, глядя в тучу. – Ну…
Крррряхх-грр! Фиолетовая молния сгнила на миг тучу и землю. "Йоу!"- вырвалось у кого-то из штатовцев. Стоять было почти невозможно – ветер бил в спины и тащил смеющихся мальчишек, прикрывающих руками глаза от сора, по земле. Казалось, что достаточно подпрыгнуть, чтобы взлететь в бурлящее небо.
– Со уандерфул! – выкрикнул командир штатовцев. Глеб хлопнул его по плечу:
– Ага! Держись на ногах!
Ветер стал горячим, пыль била по ногам, заставляя ойкать. Гром рубанул над головой, земля подпрыгнула под мальчишками, вокруг все потонуло на мгновение в невероятном сиреневом огне, запахло свежестью – и с небес рухнула стена воды такой плотности и силы, что мальчишки пригнулись, захлебываясь. Вскипели пузырями десятки молниеносно возникших на остатках асфальта луж. Дождь разбивался о землю и повисал мельчайшей пылью. Вода пахла чем-то, что вызвало у Глеба ассоциацию с тропиками, где он никогда не был. А через миг он уже приплясывал недалеко от бункера, смахивал с лица мешающую смотреть воду и, смеясь, кричал штатовцу, прыгавшему перед ним:
– Вы хорошие ребята, но мы вас сделали!!! И ещё сделаем! И снова сделаем!!! по-настоящему сделаем, если надо, только мне не хочется, потому что вы хорошие ребята! Ну?! – и американец тоже что-то орал в ответ и поддавал ногой воду в луже, и опять орал, а с ребер шиферной крыши со свистом и хриплым бульканьем, клокотаньем, летели вниз тугие водопадные струи, похожие на зеленоватые щупальца…
Кто-то уже свалил кого-то и они теперь возились в луже. Кто-то просто умывался, подставив лицо под одну из таких струй, почти обивающую с ног. Но дождь уже укатывался на юг, к чеченской границе, слабел быстро и отчетливо – а потом сразу перестал, и на севере появилось солнце, зажегшее синевой быстро очищающееся небо. Отовсюду повалил пар, все еще бурлила вода в канавах, текли, истончаясь, струйки с крыш.
– Ну что, идти надо, – махнул рукой Глеб. – Вместе пойдем, вертолет сюда не прилетит, надо на площадку возвращаться. Ю андестенд?
– Да понимаю я, – усмехнулся американец, ладонью приглаживая волосы. Сейчас пойдем.